- Вот приедешь ты в Новгород как себя поставишь?
- На постамент что ли? Ай!
- У каждого человека своя родословная - хоть боярин хоть холоп.
- Не, холопом я быть не хочу.
- Станешь, если так себя вести будешь. Твое поведение выдает в тебе боярство, а то и за князя примут.
- Ну, назовусь боярином. Как проверят?
- Летописи в церкви. Как не назовись, всегда ложь найдут.
- Проблема, - задумался я, энергично почесывая затылок. - А если летописи сгорели? Ай!
- Не смей церковь жечь…
"Вот старик, вместе всего ничего, а уже мысли читает!" - сердито подумал я, слушая нравоучения.
- Боярином Красновским будешь. Олегом Кузьминичным.
- По бумагам проверят и…
-… и поймут, что это ты и есть. Сын он мой, когда меня три года назад вороги вместе с дружиной побили, сын тоже был. Стрелой убили, двенадцатой весны не увидел. Тело они забрали, так что поверят. Похожи вы с ним, и глаза такие же.
Кузьма Михайлович, в плену находился уже почитай четвертый год. И все из-за одного давнего дела. Отбивая полон, что вели ногайцы на границы со степью, он в схватке убил сына очень большого и богатого рода. Родственник их него шаха, или как его обзывал Михалыч, хана. Так ладно бы срубил, хвастался этим, прибрав трофеи с тела. Так его и вычислили, и сына убили и в плен взяли, истязая мучениями на протяжении этих лет. Правда, аккуратно, не до смерти. Кузьма Михайлович выжил, не сломался, назло всем, только на одной злости и мести. Его сдал из своих бояр метивших на довольно денежную должность воеводы, вот он и собирался вернуться в Новгород и вернуть должок, истязая себя постоянными упражнениями с мечом, несмотря на отсутствие больших пальцев. Он выбрал двуручный меч, я его обозвал "секатором", взмазнушь и уноси вперед руками. Сам я бою на мечах обучен не был, поэтому с интересом наблюдал за тренировками, а когда Михалыч освоился, на это много времени ушло, ему пришлось делать самодельные протезы на кожаных ремешках, то иногда устраивал спарринги.
- Так я же ничего о жизни на Руси не знаю?!
- Буду учить. Поперва запомни, ты боярин княжеского роду. Это всяк выше простого боярина и тем более боярского сына…
Так и шло наше время. Я веселился, изучая горы, охотясь на косуль, горных баранов, зайцев, куропаток и ускоглазых в халатах, вечерами слушал нового отца, и учился аранжировке… или вольтижировки? Один хрен, слова одинаковые. Старик и тут проявил свою волю, заставил Гульчатай учить меня ногайскому. Должен же я был объяснить, где находился. Если в плену, почему языка не знаешь? Пришлось учить.
Подходя к дому-юрте, около которой дымился костерок с подвешенным над ним котелком, я присел на ковер и, дождавшись, когда Гульчатай наполнит наши тарелки, начал неторопливо есть.
- Близко они? - поинтересовался Кузьма Михайлович закончив обедать.
- Стоят лагерем у выхода, если так будет продолжаться, мы через неделю без еды останемся, - ответил я, тоже откладывая пустую тарелку.
- Уходить надо. Ужо поняли, что кто-то тут рядом озорует. Может - эти нас и ищут.
- Знаю что пора. Я тут в прошлый раз пленного ногайца пораспрашивал, у них месяц назад банда ушла за полоном, скоро обратно пойдут. Думаю вот перехватить. Люди нужны, воины, холопы в тыловую службу. Отряд хочу организовать, из полян самое то, злые они.
- Полоняне, - приправил меня второй отец.
- Все равно наши, - отмахнулся я.
В это время возившаяся рядом Гульчатай подняла голову и посмотрела на забулькавший котелок, подоспел чай.
- Мне еще с собой. Налей в бурдюк, - велел я ей на ногайском.
- Хорошо, Хозяин, - откликнулась она.
С девушкой я разговаривал только на этом языке, практика великая вещь. Конечно, за такое короткое время в совершенстве им я не овладел, но говорил почти чисто, с легким акцентом.
Отпив из фарфоровой пиалы, я откусил кусок меда, и еще раз отхлебнув кипяток, посмотрел на солнце.
- Полдень. Хочу пройти через хребет и выйти им в тыл. Они лагерем у ближней рощи стоят, подползу, послушаю, о чем говорят. Нужно определиться с нашими дальнейшими планами, как бы не пришлось их менять.
- А через проход?
- Не получиться, у них рядом пост, - отрицательно покачал я головой, продолжая задумчиво глядеть на склон хребта.
- До ночи успеешь пройти горы?
- Да, - кивнул я в согласии.
- Тогда нужно поторопиться. Я проверю завалы в проходе, как там, - произнес Кузьма Михайлович.
Со стороны прохода опасности мы не ждали, так как создали такие завалы, что пройти там нереально. С виду они были как настоящие. Однако тайную тропку я оставил, так, на всякий случай. Кроме нас с Кузьмой Михайловичем о ней никто не знал.
Прихватив с собой самодельный сидор и бурдюк, что заменял мне флягу, я проверил вооружение. Лук с натянутой тетивой за спиной, стрелы в колчане. В сидоре оба пистолета с запасными зарядами. На поясе кинжал, в нагрудных самодельных чехлах десять метательных ножей. Вместо двух сабель с плохим железом, уже давно не те, что были при мне в первые дни, висели, одна настоящий Дамаск, другая с неизвестным мне сплавом. Лезвие было не темным, черным как уголь. Когда Михайло Кузьмич увидел его, то восхищённо защелкал языком, хотя, что это за сплав он тоже не знал, только слышал о таких. Себе не взял когда я предложил, выбрал двуручный меч "секатор", он был не сабельником.
Черная сабля была короче первой, так что я использовал ее под левую руку. Первую я снял с воина своим внешним видом показывающего, если не первое место в служебной иерархии, то второе точно. Сабля явно была добыта им в бою, не почину она ему была. А вот вторая, черная, была снята не с убитого мной воина или хана. Нет, я обнаружил ее в тюках с дарами, что везли вглубь крымских гор. Кстати замучился камушки из рукоятки и ножен отдирать, мне приметность ни к чему. В караване было кроме двухсот воинов, около трехсот полонян. В основном молодые парни и девушки. Тоже явный дар. Помочь я им ничем не мог, но вот незаметно пробраться мимо постов с собачками и поворошить тюки сумел. Думаю пропажу сабли, первоклассного шлема, и одного из мешочков с золотыми монетами они обнаружили только по прибытии к пункту назначения.
Не освобождал полонян я по одной причине, их слишком много, и мы находились практически в центре крымских гор. Некуда их было прятать. К себе вести? Даже не смешно, они такую тропу протопчут, что даже слепые нас найдут. Я сам, возвращаясь, ходил только по камням, чтобы не оставлять следов.
Нет, конечно, я не такой бесчувственный, как казалось. Освобождал, было и такое, но потом всегда жалел об этом. Воины мне попадались дважды, вот с ними было приятно иметь дело. Поделился оружием убитых охранников и конями. Они без особых слов, кроме благодарностей, вскакивали на лошадей и уходили в степь, надеясь прорваться к себе. Когда я одного такого через пару дней увидел ковыляющим на длинной веревке за ногайцем, понял, что путь через степь полностью перекрыт. Не мне тягаться со степняками на их поле - значит, этот путь нам закрыт.